Любить и беречь [= Грешники в раю] - Патриция Гэфни

Он потер плечо, за которое она его только что ущипнула.

Держась за руки, они пошли назад в гостиную. На этот раз он придвинул стулья ближе к огню, они сели рядом, иногда берясь за руки, глядя на пламя и разговаривая. «Это так мило», – говорили они по очереди, перемешивая это с восклицаниями типа:

«Как прекрасно быть вместе и в тепле». Кристи рассказал ей последнюю деревенскую новость, и Энни поняла с легким удивлением, что это вовсе не раздражало ее, а даже заинтересовало. Старая миссис Уйди нуждалась в хирургическом вмешательстве, не связанном с переломом, который у нее был летом («женские проблемы», пояснял Кристи, сделав ненужным дальнейшее пояснение). Операцию будет делать доктор Гесселиус завтра в Тэвистоке, в больнице. Энни знала об этом давно и предложила любую помощь, какую только могла придумать, включая использование конного экипажа д’Обрэ для поездки в больницу и обратно. Теперь Кристи рассказал ей то, чего она не знала:

– Капитан Карнок повез их сегодня в Тэвисток на своем экипаже.

– Капитан Карнок? – воскликнула она в удивлении.

Он посмотрел на нее, придавая вес своим словам.

– Я скажу тебе кое-что по секрету.

– Мой рот на замке.

– Капитан Карнок на прошлой неделе нанес мне визит. Он попросил моего совета. Он хотел знать, пристойно ли это будет с его стороны – предложить коляску миссис Уйди.

– Пристойно? – Иногда тонкости английского этикета ускользали от нее.

– Приезд семейства Уйди в Тэвисток для лечения миссис Уйди… будет означать возвращение мисс Уйди в Уикерли завтра. В одиночестве.

– Ага, в одиночестве. И что ты ему сказал?

– Я сказал ему, что не вижу ничего плохого в его любезном, по всей видимости, бескорыстном предложении.

– По всей видимости?

– По всей видимости.

Его лицо было спокойно, но это заставило ее задуматься. Мисс Уйди и капитан Карнок… Капитан Карнок и мисс Уйди. Да. Почему нет? Как здорово! Приложив указательный палец к губам, она произнесла значительно:

– По всей видимости. – И блеск в глазах Кристи подсказал ей, что он думал об этом уже давно. Но больше он ничего не сказал, и она не стала продолжать разговор, чтобы он не подумал, будто ее может заинтересовать пустая сплетня.

Чтобы не переходить в холодную столовую, они решили поужинать прямо там, где были, и поэтому придвинули стол к камину. Еда, приготовленная миссис Ладд, была незамысловата – к счастью, потому что практически весь их совместный кулинарный опыт сводился к умению зажечь плиту.

– В Лондоне я всегда ела в ресторанах, – сообщила Энни, – или заказывала еду на дом. Когда мы с отцом жили на континенте, у нас всегда была кухарка.

– У нас всегда была экономка, которая готовила еду, – сказал Кристи, – хотя моя мать занималась всем хозяйством. Как жаль, что ты не можешь ее узнать, Энни. Иногда ты мне ее напоминаешь.

Ее вилка остановилась на полпути ко рту.

– Я напоминаю тебе мать?

– Да. У нее был острый ум. И острый язык тоже. Я говорил тебе, она не считала дураков блаженными. Но в душе она была мягка, как пуховая подушка. – Он взял кусок жареной свинины и добавил с набитым ртом: – Она тоже была красива.

Энни нашла укрытие на несколько секунд в нарезании мяса, за это время она привела в порядок свои мысли и выражение лица. Мысль Кристи о том, что у нее был острый ум, ей понравилась, а то, что он считал ее мягкой внутри… она не знала, как с этим быть. Ей это показалось тревожным и необъяснимо трогательным. Конечно, это правда, но она не думала, что кто-то это знает, даже он. Мягкость может так легко перейти в слабость… Ей казалось, что жизнь с Джеффри сделала ее жесткой и твердой для окружающих.

У Кристи был вид «встревоженного льва», как она это про себя называла, брови благородно нахмурены, ясные голубые глаза изучающе смотрят на нее. Она заговорила беспечно:

– Ну, свою мать я не помню, но ты ни капельки не похож на моего отца, так что не могу вернуть комплимент. Если это был комплимент.

– Я думаю, это был комплимент, хотя я тебе сказал об этом не для того, чтобы польстить.

– Нет, – подтвердила она, – ты бы не стал мне льстить.

Он фыркнул.

– А тебе хотелось бы этого? Я готов рассыпаться в цветистых комплиментах, если тебе это нравится. Ну как, можно начинать?

– Это не обязательно.

Его стихов, подумала она про себя, хватает для этого с избытком.

Казалось, Кристи почувствовал облегчение.

– Что же я тогда могу сделать? – спросил он, улыбаясь ей простодушно, как всегда. – Что может заставить тебя встать на мою точку зрения?

– Я думала, мы не собираемся говорить на эту тему.

– Я не спорю, просто спрашиваю. Серьезно, что может тебя поколебать? Мне кажется, у меня с тобой ничего не получается.

О, Кристи, если бы ты знал!

– Хорошо, – медленно произнесла Энни, как бы раздумывая. Он наклонился ближе. – Во-первых, ты мне можешь показать все остальное в доме. Я не видела второй этаж. Я не видела комнаты, где ты спишь.

– Итак, ты, может быть, выйдешь за меня, если тебе понравится моя спальня?

– Никогда заранее не знаешь. – В ее голосе послышалось призывное воркованье.

Откуда только берется это бесстыжее поведение?

– Я думаю, что должен использовать свой шанс, – сказал он серьезно, но его глаза наполнились весельем. – Сразу после этого попьем кофе.

– Лучше прочти «Отче наш» пару раз, преподобный. Для твердости духа.

– «Отче наш» не поможет. Лучше устрою крестный ход.

Кофе они взяли с собой.

По дороге Кристи показал Энни свою бывшую детскую комнату, чьи несравненные достоинства он не мог обойти вниманием, явно намекая на то, что их собственные дети могли расти здесь в довольстве и безопасности, но вслух ничего не сказал, явно опасаясь новой отметины на плече.

Когда они пришли в спальню, Энни взяла подсвечник и начала обходить комнату, оставив его подпирать дверь. Стены были покрыты обоями в бело-зеленую полоску с изображением какого-то весело вьющегося растения. На полу лежал толстый ковер, ярко-зеленые шторы висели на окнах – на двух окнах, комната была угловая и выходила на юго-восток. Мебель была старая и темная, но не мрачная. Массивная кровать с балдахином была накрыта белым покрывалом поверх разноцветного стеганого одеяла; солидная, прочная, устойчивая, нерушимая – идеальная кровать для Кристи. Она могла прожить всю жизнь, ложась отдыхать каждую ночь на эту кровать. Что это ей в голову взбрело: она же не собирается за него замуж? Иногда она об этом забывала. Ей пришлось собраться с силами; если это обольщение, то надо было догадаться с самого начала, кто кого обольщает.